Европейское искусство эпохи раннего средневековья

Искусство в "Темные века" (6-8 вв.)

Когда пал Древний Рим и территория западноримской империи оказалась под властью германцев, вторгшихся в период Великого Переселения народов, население Европы представляло собой конгломерат народов, среди которых были и древние обитатели, и новые пришельцы. Границы новых государств были неустойчивы, сами они – недолговечны. Волны миграций сотрясали Европу вплоть до 10-11 столетий. На первых порах возникшие на землях бывшей римской империи королевства (остготов в Италии, вестготов – в Испании, вандалов – в северной Африке, франков – в Галлии) были связаны со средиземноморской культурой и находились в сфере влияния Византии – наследницы Рима. Главенство Византии признавал и Одоакр, отославший в Константинополь регалии западных императоров, и Теодорих, и другие. Но владычество Византии над германцами было номинальным, несмотря на все её попытки восстановить былые границы единой Римской империи.

Из возникших на развалинах Рима королевств наиболее жизнеспособным оказалось государство франков. Крещение Хлодвига дало им поддержку папства, а важнейшим явлением в жизни Европы после падения Рима было распространение монашества. Возникло оно в 4 в. на востоке, в Египте, где появились пустынники, бежавшие от соблазнов мирской жизни. Самые известные из них – Павел Фивейский, Антоний Великий, Пахомий Великий, который создал первый монастырский устав. Уже в 4 же в. монашество проникло в Европу. Полагают, что первый монастырь был основан около 370 г. в Лигюже близ Пуатье "апостолом Галлии" Мартином Турским. Он же основал знаменитый монастырь Мармутье. Особенно же широко монашество распространилось в Европе с 6 в., когда Бенедикт Нурсийский создал для монастыря Монтекассино в Италии новый устав, названный бенедиктинским. Этот устав в течение долгого времени был наиболее распространенным в европейских монастырях. В конце 6 – начале 7 вв. на континенте активную миссионерскую деятельность развивают ирландцы, основавшие ряд монастырей по ирландскому уставу (Св. Колумбан).

Жившая замкнуто и уединенно монашеская община создавалась чаще всего на месте захоронения какого-либо святого – мученика или миссионера. Культ святых получает чрезвычайно широкое распространение. С ним связано и почитание реликвий, также хранившихся в монастырях. В монастырях создавали и переписывали книги, готовили священнослужителей, собирали библиотеки. Со временем они стали главными очагами интеллектуальной жизни средневековой Европы.

Художественная культура этого времени единством стиля не обладает. В ней соседствуют элементы разнородных традиций: выросшего на античной основе раннехристианского искусства и искусства варварских народов. Великие вторжения, прошедшие через латинский запад, вызвали глубокие перемены в области эстетики, сказавшиеся на развитии всего искусства Средних Веков. Германские народы принесли свое пристрастие к орнаментике и ярким цветам. Главным видом их художественного творчества были изделия из золота и других металлов с вставками из цветной эмали или драгоценных камней. Это фибулы, броши, пряжки, перстни, серьги, ожерелья (сравни, киевские эмали). Они служили не только украшениями, но и определяли социальное положение владельцев Фибула из Чезены. А древняя вера в магические свойства золота и камней придавала им характер талисманов.

Изделия этого круга принято объединять понятием "полихромный стиль" Фибула из Виттислингена. В период раннего Средневековья они получили широкое распространение, особенно в южной Европе. Эта техника использовалась и церковью для украшения литургических предметов – чаш, крестов, переносных алтарей, реликвариев, окладов богослужебных книг. Церковь усматривала в сиянии золота и мерцании камней отблеск божественного света, позднее такое же понимание мы находим в произведениях готического стиля.

Варвары принесли не только страсть к многоцветью, но и элементы древнего "звериного стиля", преобладавшего в северных районах континента и на Британских островах. Здесь изделия из дерева, металла, а потом и рукописи украшались сложными орнаментами из плетений (варварская плетенка), в которые вкраплены стилизованные фигуры зверей, птиц и чудовищ.

Элементы раннехристианской традиции более всего сохранились в архитектуре. Правда, от нее мало что осталось. Обычно приходские и монастырские храмы имели форму базилики. Если церковь ставили над захоронением святого, под ее алтарной частью сооружали подземную капеллу – крипту (греч. тайник, укрытие). Стены расписывали фресками. Скульптура большого распространения не имела, лишь немного рельефов, мало связанных с античной традицией, согласно библейской заповеди "Не сотвори себе кумира!". Самое полное представление об искусстве этого периода дают иллюминованные рукописи.

Противостояние разных направлений в искусстве ярче всего проявилось в Италии, находившейся в 6 – 8 вв. то под властью остготов, то византийцев, то лангобардов. Во время Теодориха "полихромный стиль" определял характер изделий из металла. Найденный в Чезене, недалеко от Неаполя, клад с остготскими украшениями 5 – 6 вв. дает о них представление. Фибула в виде орла – мотив, очень характерный для германцев (Нюрнберг, Германский Национальный музей) - сделана из золота со вставками эмали и драгоценных камней.

С германскими кладами вообще ситуация особая. В германских сказаниях огромную роль играют поиски кладов, охраняемых гномами и чудовищами, обладание кладом сулило приобщение к некой таинственной силе, но могло оказаться и роковым (клад Нибелунгов). Увлечение драгоценными камнями имело в средние века мистический оттенок. Полагали, что всякий камень имеет свою тайную силу. Одновременно драгоценности были у германцев знаком доблести и заслуг и воплощением успеха и везения. Все германцы, а особенно – скандинавы, закапывали клады не столько затем, чтобы уберечь сокровища во время военных нападений, сколько потому, что видели в драгоценных металлах залог счастья, военной удачи, полагая также, что зарытые в землю сокровища будут сопровождать убитого в бою воина в Вальгаллу. Именно поэтому в германском эпосе столько рассказов о кладах и беспощадной борьбе за обладание ими.

Но в архитектуре и живописи господствовали раннехристианские и византийские традиции. Теодорих, долго живший в Константинополе, а также посетивший Рим, архитектура которого произвела на него большое впечатление, покровительствовал римской культуре. Стремясь придать своей резиденции в Равенне блеск королевской традиции, он приглашал к своему двору ученых и уделял большое внимание градостроительству. В течение многих лет королевскую канцелярию возглавлял один из образованнейших людей того времени, писатель и дипломат Кассиодор, а "магистром всех служб" при дворе был знаменитый философ Боэций, автор трактата "Утешение философией", написанного им в заточении перед казнью, к которой его приговорили по доносу об участии в заговоре. Теодорих построил в Равенне дворцовый комплекс, мавзолей и несколько церквей. От дворцового комплекса сохранилась только церковь, первоначально посвященная Христу, но теперь известная как Сант Аполлинаре Нуово Несение Креста, Голова Волхва, Процессия святых дев. Когда Карл Великий строил капеллу при своей резиденции в Ахене, он приказал доставить для ее украшения колонны из равеннского дворца Теодориха Дворец Теодориха. Мавзолей Теодориха не имеет аналогов ни по плану, ни по материалам и приемам Мавзолей Теодориха. Это монументальная усыпальница из каменных квадров, а купол ее – цельная каменная глыба, выдолбленная в форме полусферы и весящая около 470 тонн. Она уникальна. Церкви эпохи Теодориха были украшены мозаиками.

Через 15 лет после падения державы остготов в Италию вторглись лангобарды, их вторжение сопровождалось насилием и жестокостью. Последние десятилетия 6 в. были для Италии временем лангобардо-византийских войн. Подобно остготам, они питали пристрастие к изделиям из драгоценных металлов с цветными вставками Курица с циплятами. Наиболее известны золотая диадема королевы Теоделинды Диадема королевы Теоделинды, украшенная эмалью, рубинами, сапфирами и изумрудами, и оклад её же Евангелия Оклад Евангелия  королевы Теоделинды, украшенный изумрудами и сапфирами. От построек лангобардов почти ничего не осталось. Книжная миниатюра этой эпохи следует классической традиции.

Испания того времени находится под властью вестготов. Наиболее выдающимся деятелем той поры был архиепископ Севильи Исидор, чьи сочинения пользовались в Европе широчайшей известностью, особенно "Этимологии" - огромная энциклопедия в 20 книгах.

Исидор так описывает Испанию той поры:"О священная Испания, вечно счастливая мать вождей и народов, прекраснее ты всех земель от запада до самых индусов. Ты теперь по праву царица всех провинций, излучающая свет не только к западу, но и к востоку. Ты – честь и краса мира, славнейший край земли, в котором изобильно процветает, к великой радости, славное готское племя" (пролог к книге "Из истории о царях готов, вандалов и свевов").

О богатстве и процветании Испании свидетельствуют клады 7 в. Самые драгоценные изделия были найдены недалеко от Толедо, столицы вестготского королевства. Клад этот состоит из сокровищ церкви и королей, спрятанных, вероятно, в период вторжения арабов. Это тоже изделия "полихромного стиля", отличающиеся особым обилием драгоценностей: диадемы, вотивные короны, кресты. Большинство изделий относится ко времени короля Рецезвинта (7 в.), одного из самых могущественных вестготских правителей. На одной из вотивных (дарственных) корон есть надпись:"Дар короля Рецезвинта" Вотивная корона короля Рецезвинта. Кроме этих ценностей в Испании были найдены и более скромные бронзовые броши, пряжки и фибулы с эмалью. Число вестготских зданий в Испании невелико, но они свидетельствуют о высоком уровне строительной техники.

Искусство меровингской Франции

Сведений о нём дошло немного. От упоминаемых в источниках храмов сохранилось лишь несколько фрагментов. Чуть лучше обстоит дело с ювелирными изделиями и книжной миниатюрой, но все сохранившееся – лишь небольшая часть первоначального числа.

О возникновении государства франков обстоятельно сообщает Григорий Турский (6 в.), епископ города Тур, прозванный историками "Геродотом варваров". В его хронике говорится, что Хлодвиг расширил пределы королевства и перенес его столицу в Париж, который тогда весь умещался на острове Ситэ. Он подробно описывает крещение Хлодвига и трех тысяч его воинов. "Покорно склони выю, сигамбр, почитай то, что ты сжигал, сожги то, что почитал", - эти ставшие впоследствии хрестоматийными слова хронист вложил в уста крестившего Хлодвига епископа Реймса Ремигия.

О высоком качестве франкских ювелирных изделий свидетельствуют находки в погребальном кургане сына Меровея Хильдерика. Там было найдено кольцо с надписью "Хильдерик король", два меча с инкрустированными золотом и гранатами эфесами, браслеты, пряжки и около трехсот золотых цикад с усыпанными гранатами крылышками, некогда пришитых к парчовой мантии короля. (Говорят, что Наполеон во время собственной коронации приказал прикрепить этих цикад к своей мантии). Всё это произведения полихромного стиля, свидетельствующие и о качестве франкских изделий, и о родстве их с аналогичными изделиями лангобардов и вестготов.

Обычай класть в захоронения драгоценности сохранился у франков и после принятия ими христианства. Ими богаты все меровингские могилы, причем в декоре появляются элементы звериного стиля, характерные для северных краев.

Роскошью выделяются из всех находок украшения, обнаруженные во время раскопок в аббатстве Сен-Дени захоронения королевы Арнегунды, жены Хлотаря I, умершей в середине 6 в. Королева была положена в саркофаг в богатой одежде и украшена серьгами, браслетами, пряжками и кольцами с её именем, золотыми и позолоченными.

Высочайший расцвет ювелирного искусства франков приходится на время правления Дагобера (первая половина 7 в.). В качестве величайшего мастера в героической поэме "Деяния Дагобера" называется Элигий - казначей короля и глава монетного двора. Впоследствии его причислили к лику святых и провозгласили небесным покровителем цеха золотых и серебряных дел мастеров. Традиция приписывает ему большое число произведений, из которых почти ничего не сохранилось. Самое знаменитое из его изделий – чаша из Шелля – погибло во время французской революции и известно лишь по рисунку. В Кабинете медалей Парижской Национальной библиотеки хранится фрагмент креста работы Элигия, сделанного им для алтаря церкви в монастыре Сен-Дени.

Крещение франков сблизило их с местным населением, издавна бывшим христианским. Сохранились известия о большом количестве храмов, возводившихся на месте могил мучеников или епископов, причисленных к лику святых. Таковы Сен-Дени близ Парижа, Сен-Мартен в Туре, Сен-Реми в Реймсе. Широко распространившийся культ реликвий делает церкви местом их хранения и почитания. Используя римскую форму базилики, меровингские зодчие внесли в нее некоторые изменения. Под алтарной апсидой обязательно сооружается подземная крипта. Отдельно стоящая колокольня сливается со зданием. Колонны становятся не только опорами, но и украшением.

В меровингский период Париж превращается в столичный город со множеством новых зданий. Там возвели около тридцати храмов, используя при их строительстве отчасти остатки римских сооружений. Материалы привозили из многих областей, в частности, из Пиренеев, где разрабатывались залежи мрамора и было много искусных резчиков. О светских постройках сведений не сохранилось. Упоминается лишь, что когда Хлодвиг перебрался в Париж, он обосновался во дворце бывших римских наместников.

Вообще о гражданской архитектуре сведений очень мало. Старые римские города приходят в упадок, их амфитеатры превращаются в оборонительные сооружения или жилые кварталы. Башни римских легионеров использовались как крепости, иногда строились замки из дерева, окруженные рвами и земляными валами. Но чаще всего упоминается о городских и монастырских храмах. Если верить источникам, то их число превысило в это время две сотни. Но от всего изобилия монастырского зодчества меровингской поры осталось лишь несколько фрагментов.

Монастырские постройки того времени были скромны по архитектурным формам, но обязательно и обильно декорировались полихромными вставками на фасадах, а внутри украшались росписями, мозаиками полов, а иногда и цветными стеклами в окнах. В изображениях нередко появляются варварские мотивы – змеи, рыбы, плющ – символы бессмертия. В жизни и верованиях галло-франков 7 в. христианская религия существовала еще бок о бок с древней магией. По мере удаления от средиземноморья на резных изображениях все более выступают черты "варварского" германского искусства. Христианские памятники иногда даже трудно отличить от языческих. Пример – хранящиеся в Рейнском музее в Бонне резные каменные надгробные стелы 7 в. Они найдены на старом христианском кладбище франков, но мотивы на них – преимущественно языческие.

Сведения о меровингской живописи основаны главным образом на книжной миниатюре Евангелист Лука. Она сохранилась, разумеется, лишь фрагментарно, но деятельность монастырских скрипториев была столь интенсивна, что мы можем составить представление об этом виде искусства. Меровингская рукопись - новый этап книжного искусства Кодекс Рагиндруды стр11.. Графическая декорировка книги – не пояснение текста, не иллюстрация. Она должна превратить кодекс в священный предмет, в элемент культа. Иллюстрации в собственном смысле слова отсутствуют, очень редки изображения человека. Зато большое внимание уделяется красоте шрифта. Особенно богаты инициалы, украшаются и слова текста, особенно начальные строчки разделов.

В декорировке чувствуется языческое восприятие буквы как магического знака. Прежде всего это проявляется в создании огромных инициалов, оплетенных сложнейшим узором, что делает их таинственными знаками, расшифровка которых доступна лишь посвященным. Рациональная функция заглавной буквы уступает место магической символике, инициалы превращаются в самостоятельный организм.

Элементы украшения меровингских рукописей – изображения птиц, рыб, разные растительные мотивы. Меровингская миниатюра оригинальна и отличается от всех других школ. Отсутствие иллюстраций и редкость изображения человеческих фигур объясняется тем, что во Франции той поры переписывались в первую очередь не Евангелия, а богослужебные книги и сочинения теологов – например, блаженного Августина – которые давали меньше возможностей для иллюстрирования в собственном смысле слова. Вероятно, сказалось и влияние проникших в то время в Европу идей восточного иконоборчества.

Исполнение подобных рукописей с их безупречной каллиграфией и богатейшим декором требовало от писца и иллюминатора не только высочайшего мастерства, но и чрезвычайной усидчивости и длительных усилий. В бенедиктинских и ирландских монастырях изготовление книг специально предписывалось уставом и было одной из главных обязанностей монахов Гелазианская миниатюра. Этот способ служения богу был одновременно и тяжким трудом. "Три пальца пишут, но работает все тело". – гласит средневековая пословица. "Не умеющий писать не может оценить такую работу, - гласит приписка некоего мастера Петруса, - Попробуйте сами, и вы убедитесь, какой это великий труд, какой тяжкий груз. Он губит зрение, сгибает спину, разрывает желудок и бока, наносит вред пояснице, подвергает длительному испытанию все тело. Поэтому, о читатель, перелистывай медленно страницы и следи за тем, чтобы не держать пальцы на тексте. Невежественный читатель, приводящий в негодность книгу, подобен граду, уничтожающему урожай земли."

Книга в средние века почиталась как предмет культа, особенно ценные рукописи иногда даже приковывались в монастырских библиотеках к полкам цепями. И мы можем оценить подвиг писцов и иллюминаторов, создавших новый тип книги, где текст, декорировка, а позднее – и иллюстрации сплетены в единство произведения искусства. И начало созданию цельной книги было положено именно мастерами меровингской Франции.

Искусство Каролингской империи

25 декабря 800 г., в день Рождества Христова, Папа Лев III, служивший мессу в соборе Св. Петра в Риме, возложил на голову короля франков Карла усыпанную драгоценностями диадему императора. За два дня до этого церковный собор принял постановление, гласившее, что поскольку "в стране греков" нет более носителя императорского титула, "ибо престол незаконно захвачен женщиной, императорскую корону должен получить король франков Карл, который держит в руках Рим, где некогда имели обыкновение жить цезари". Так появилась первая средневековая империя Европы. Она была задумана как единое государство, объединяющее восточную и западную часть Древнего Рима, чему осуществиться было не дано.

Для повышения статуса франкских королей в 8 столетии впервые в христианском мире был введен обряд помазания на царство. Он совершался в Риме или в Ахенской королевской капелле.

Рим не стал столицей нового цезаря. Все резиденции Карла находились на севере франкского государства. Главная из них, Ахен, лежала в его восточной части. Создав государство, претендовавшее на роль наследника Древнего Рима, Карл проявил большую заботу о подъеме его духовной культуры. Мечтая о превращении своей столицы в новые Афины, Карл приглашал ко двору ученейших людей того времени, учредил в ней придворную школу – Академию во главе с Алкуином, способствовал открытию новых монастырских школ, распространению грамотности, ввел новый упрощенный, более легкий для чтения шрифт – каролингский минускул.

Во времена Карла Великого в государстве франков начинается очень широкая строительная деятельность. Подсчитано, что за 46 лет его правления было построено 232 монастыря, 16 соборов, 65 дворцов. Осталось очень немного, и то в виде фрагментов. Лучше других памятников сохранилась капелла в Ахене, тоже понесшая немало утрат.

Благодаря теплым источникам, Ахен уже в древности был известен как бальнеологический курорт. Это место в качестве резиденции для отдыха и охоты облюбовал отец Карла Пипин. Около 286 г. в Ахене были снесены прежние постройки и начато строительство большого пфальца Оттоновский пфальц (14). Он представлял собой группу зданий по сторонам большого квадратного двора. С северной стороны – дворец, с южной – группа культовых зданий с капеллой во главе. Двор был обнесен стенами и еще рядом построек, дворец соединялся с капеллой двухъярусной галереей. Входом в пфальц служили парадные ворота, находившиеся в середине его западной стены, от них шел переход к галерее, в центре которой были еще одни ворота, открывавшиеся в парадную часть двора. Во внутреннем дворе, неподалеку от дворца, была установлена славившаяся в те времена и окутанная множеством легенд конная статуя Теодориха, вывезенная по повелению Карла из Равенны. К восточной части пфальца примыкал еще один двор, а неподалёку от него, подле горячих источников, располагались купальни короля и придворных.

Главным зданием всего комплекса была капелла Ахенская капелла. Ее строительство начато ок. 796 г. строителем Одо из Метца, освятил же ее 6 января 805 г. папа Лев III во имя Девы Марии и Христа Спасителя. В планировке Одо следовал пожеланиям Карла и Эйнхарда, предложивших в качестве образца византийские центрические храмы. Но Ахенская капелла организована сложнее, она была восьмиугольной формы, что рассматривалось как переход от телесного к духовному – от квадрата к кругу. На этом же основана и символика короны германских императоров, имевшей тоже восьмигранную форму. Когда Фридрих Барбаросса заказал для капеллы огромную бронзовую люстру, ей была придана тоже восьмигранная форма. Ахенская капелла считалась земным воплощением Небесного Иерусалима.

Капеллу построили двухэтажной. Верхний этаж был предназначен для императора и его семьи, нижний – для приближенных. К капелле примыкали две пристройки, где были библиотека и ризница. В плане весь комплекс имел форму креста. Отделали капеллу с необычайной роскошью. По словам Эйнхарда, Карл велел привезти колонны из порфира, мрамора и гранита из Равенны и Рима. Для верхнего яруса отлили 8 узорных решёток из бронзы. Пять больших дверей тоже были бронзовыми, но сияли, как золотые, с ручками в виде львиных голов. Снаружи на куполе установили золотой шар. Капеллу украсили мозаиками, и Карл велел соорудить в ней орган наподобие тех, что звучали во время торжественных церемоний во дворцах византийских императоров. С тех пор органная музыка стала элементом богослужения в западноевропейских храмах.

Во время Карла в капелле было множество изделий из золота и серебра Арденнский крест стр.15 и иной драгоценной утвари и реликвий, привезенных из Святой земли. Современники называли капеллу чудом света и сравнивали с храмом Соломона. В обширной ложе второго яруса стоял мраморный трон Карла, приобретший впоследствии значение символа императорской власти. До 1531 г. Ахенская капелла была местом коронации германских императоров. Новый император получал право восседать на троне лишь после обряда помазания перед алтарём.

28 января 814 г. Карл был похоронен в западной части капеллы. Во времена Людовика Благочестивого и Лотаря она оставалась главным храмом империи, а в период упадка каролингов в 882 г. её разграбили норманны. С тех пор капелла многократно подвергалась всяким переделкам и грабежам, значительный урон её декору нанесла и неумелая реставрация. Но она и посейчас сохраняет отблеск былого величия, позволяя почувствовать атмосферу художественной жизни эпохи Карла Великого.

Прочие здания Ахенского пфальца были разрушены. О дворце знаем лишь по рассказам: стена его покрывали разнообразные фрески. Теперь на его месте стоит ратуша Ахена Реконструкция пфальца в Ахене.

Самой ранней из каролингских монастырских построек была новая церковь аббатства Сен-Дени, с которым связано становление державы каролингов. Именно здесь папа Стефан II помазал на царство Пипина Короткого. Эта церковь не сохранилась.

При Людовике Благочестивом была предпринята попытка унифицировать устав монастырей и их устройство. Прежде существовало большое число разнообразных монастырских общин. В 816 – 818 гг. аббат монастыря в Аньяно Бенедикт созвал при поддержке императора в Ахене собор с целью ввести единообразие в жизнь монастырей, подчинив их бенедиктинскому уставу. Он предписывал, чтобы монастырь жил замкнутой общиной и всё необходимое для существования находилось внутри его стен. "Монастырь же надо устроить так, чтобы всё нужное, как-то: вода, мельница, сад, хлебня, разные мастерские находились внутри монастыря, чтобы монахам не было необходимости выходить за ограду и блуждать, ибо это совсем не полезно для душ их". Монастырь превращается в городок регулярной застройки. План идеального монастыря сохранился в библиотеке монастыря Санкт-Галлен.

При несомненном стремлении возвратиться к классической традиции каролингское зодчество вносит в церковное строительство ряд новых черт. О монументальной живописи мы можем судить лишь по письменным источникам.

Век каролингов был веком книги. Император покровительствовал распространению грамотности и риторики и писал к епископам и аббатам: "Мы увещеваем вас заботиться об изучении словесности, ибо, не умея хорошо писать, люди могут извращённо понимать Священное Писание". Всякий большой монастырь имел скрипторий, где наряду со священными текстами переписывались и сочинения древних авторов. Многие рукописи были иллюстрированы. Осталась небольшая часть, но даже она настолько значительна, что позволяет проследить не только основные этапы развития иллюстрации, но и различить особенности местных школ.

Каролингская рукопись – новый этап в развитии европейского книжного искусства. Проявившееся в архитектуре и монументальной живописи стремление следовать образцам искусства Римской империи сказалось в характере оформления книги. Вместе с упрощенным шрифтом, восходящим к античной основе, элементы классической живописи проникают и в миниатюру. Наблюдаются попытки передать объём и пространство. Но книга не утрачивает и декоративного характера, широко используются мотивы, заимствованные из меровингской декорировки Гелазианский сакраментарий (16). С возникновением империи, когда заказчиками книг нередко становятся императоры и их ближайшее окружение, появляется потребность в создании особенно роскошных кодексов. В этих случаях применялась пурпурная окраска страниц, текст на них писали золотом или серебром. Во времена Карла Великого центром изготовления иллюминованных рукописей был Ахен. Там возникла придворная мастерская, продукция которой отличалась особой роскошью оформления. Первым ее шедевром было так называемое Евангелие Годескалька (Париж, Национальная библиотека).

Это – книга евангельских чтений: не полный текст Нового Завета, а лишь те его части, что читались в течение года во время богослужений. Создал ее писец Годескальк по заказу Карла и его жены Хильдегарды в ознаменование крещения королевского сына Пипина. Об этом говорится в посвятительной надписи. Поэтому Евангелие датируется 781 – 783 гг.

Весь текст написан золотыми и серебряными буквами по пурпурному фону, книга украшена шестью миниатюрами в размер страницы: четыре евангелиста, Христос и композиция "Источник жизни", причем все они располагаются в начале книги, перед текстом. В миниатюрах использовано очень много золота. О особом значении, которое тогда придавалось золоту, говорит сам Годескальк в посвятительном письме, адресованном королю. По его словам, золото отражает сияние вечной жизни. Золото букв Святого Писания служит обещанием златого небесного царства.

Евангелие Годескалька определило характер продукции Придворной школы. Наряду с Придворной школой в Ахене времен Карла существовал еще один скрипторий, также обслуживавший императора. Миниатюры рукописей этой мастерской очень отличаются от Придворной школы подлинной близостью к традициям античной живописи. Именно эта группа памятников наиболее оправдывает определение искусства империи франков 9 в. как "Каролингского Возрождения" (die karolingische Renovatio). Её самое прославленное произведение – так называемое Коронационное Евангелие Карла Великого (Вена), исполненное в конце 8 в. По преданию оно было найдено Оттоном III в гробнице Карла в Ахенской капелле, когда он приказал вскрыть саркофаг в 1000 г. С тех пор рукопись почиталась как святыня и на ней приносили присягу при коронации германские императоры. Текст написан золотом по пурпурному фону. Фигуры на миниатюрах представлены в свободных естественных позах. Пейзаж создает впечатление пространственной глубины. Рамки, окружающие миниатюры, похожи на раму окна. Все это настолько необычно, что высказывались предположения об участии в работе приезжих византийских мастеров Каролингская маниатюра.

После кончины Карла центр книжного искусства переместился в Реймс, потом – в Тур и Метц. Они были не единственными, но самыми значительными очагами развития каролингской миниатюры последнего периода. Там создались предпосылки для дальнейшего развития средневекового книжного искусства. Это рождение повествовательной иллюстрации, развитие фигурного инициала и слияние классических античных форм с приемами декоративного искусства меровингской Франции.

До нас не дошли произведения монументальной скульптуры каролингского периода. Скорее всего, она не имела в то время распространения, а если и существовала, то в виде редких исключений. Наше представление о скульптуре того времени основано на мелкой пластике Св. Григорий стр.15. Чаще всего это рельефы на литургических предметах из слоновой кости. В них, как и в книжной миниатюре, влияние античной классики сочетается со стремлением к динамике и экспрессии.

Примером раннего рельефа является пластина из слоновой кости для книжного оклада, украшавшая некогда Евангелие из Лорша (Ватикан, Апостолическая библиотека) Евангелие из Лорша - оклад, Евангелие из Лорша - миниатюра, выполненная в Ахене в начале 9 в. Рельеф из Лорша выполнен под влиянием раннехристианских складных алтарей.

Образцом малораспространенной в то время статуарной пластики является исполненная в 9 в. небольшая бронзовая статуэтка Карла Великого в виде всадника, задуманная как подобие статуй римских императоров (Лувр) Статуэтка Карла. Составлена она из частей, исполненных в разное время. Карл представлен с императорскими регалиями – в диадеме, с мечом и державой. Возможно, прямым ее прототипом послужил памятник Теодориху, установленный в Равенне в 6 в. и перевезенный Карлом в Ахен. Эта статуя погибла во время вторжения норманнов.

Позднее произведение каролингской скульптуры – статуя Св. Веры в Конке Статуя св. Веры в Конке. Она далека от античной традиции и напоминает скорее варварского идола. Создана во второй половине 10 в., в период угасания каролингской династии и королевства франков. Остов сидящей на троне фигуры с симметрично лежащими на подлокотниках руками вырезан из дерева, обит листовым золотом и осыпан драгоценностями, число которых со временем увеличивалось. Остов внутри полый, в нём – останки святой, так что это – своего рода реликварий. На протяжении многих столетий она считалась чудотворной, что и спасло её от разграбления и переплавления.

Литература в эпоху Карла Великого

Быстрое развитие у Карла Великого сознания своей христианской миссии было чертой центрального периода его правления. В "Admonitio generalis", официальном отчете о церковной политике, появившемся в 789 г. под его именем, нужды церкви были изложены в 82 статьях. Церковная политика должна была отвечать личному желанию короля, но он (вопреки Эйнхарду) был человеком недостаточно образованным, и вся сложная работа была проделана его образованными друзьями из среды духовенства, способными привлекать как ранние франкские капитулярии, так и римские своды канонического права. В "Admonitio" уделяется внимание многим темам: богословским, литургическим, образовательным. Статья 72 затрагивает соборные и монастырские школы, а также проблему переписывания и исправления библейских текстов. Так, скромно и деловито, и появилось на свет Каролингское возрождение. Этот процесс растянулся более чем на век. Поэтому то, что мы приписываем Карлу Великому, может принадлежать его внуку Карлу Лысому.

Литературные следы франков докаролингского периода редки, но достаточны, чтобы оправдать мнение большинства ученых, что они отражают низкий уровень культуры. Они непривлекательны с точки зрения стиля, их язык – испорченная, но живая латынь бытового общения, читать их неприятно, хотя и не всегда трудно. Основная черта меровингских текстов – пестрота, отсутствие единой формы, будь они библейскими, литературными или дипломатическими. Но, по сравнению с каролингским, меровингский мир был маленьким, и потому это разнообразие, возможно, не воспринималось как серьезный недостаток.

Каролинги, особенно Карл Великий, были озабочены подготовкой образованных клириков для того, чтобы проповедовать и жить среди фризов, саксов, славян и аваров, а также контролировать более устоявшиеся части франкского мира. Инструментами этой политики были соборные и монастырские школы. Духовное образование остро нуждалось в стандартизации, иначе за пределами Франции его работа была обречена на провал. Нужны были учёные, способные произвести ревизию текстов, от которых зависела миссионерская деятельность: Библии, основных толкований Священного Писания и книг, относившихся к сфере светского образования, от которых следовало переходить к изучению вышеперечисленных. Существовала и потребность в подготовленных писцах, которые могли бы точно и экономно (ведь материалы, использовавшиеся при переписке, были дороги) копировать тексты, причем так, чтобы они были понятны церковнослужителям любой национальности.

Подобно своему отцу Карл Великий искал помощи заграницей, в первую очередь, у лангобардов, которые, несмотря на всю свою дикость, жили в стране, бесподобно богатой древними рукописями, где традиции каллиграфического письма никогда полностью не прерывались. Лангобардский королевский двор не был чужд образованности: возможно ли было такое под сенью Византии и Рима? Разве король Кунинкперт не повелел некоему мастеру Стефану переложить в латинские стихи историю о том, как король Перктарит, его отец, установил мир в Северной Италии за век до рождения Карла Великого? Алкуин описывает, как однажды в ломбардской Павии он посетил публичный диспут между Петром Пизанским (в дальнейшем присоединившимся к франкскому двору) и евреем по имени Луллий; хотя как раз тогда Павел Диакон, должно быть, создавал свои ранние поэмы и собирал материалы для истории лангобардов, которую ему-предстояло написать годом позже в Южной Италии. Из Италии Карл Великий призвал Павлиана Аквилейского, Фардульфа, Петра Пизанского и Павла Диакона.

Но важнейший вклад в ренессанс был островным, то есть англо-ирландским. Узы, соединявшие Англию и Ирландию с континентом в седьмом и восьмом веках, были множественными и запутанными. Каролинги были в долгу перед великой миссионерской школой Йорка за людей и книги, которые им оттуда присылались. В частности, Англия стала перевалочным пунктом для книг, привозимых из Рима и, на самом деле, со всего итальянского полуострова. Это движение книг и людей еще усилилось благодаря решимости английских бенедиктинских миссионеров поддерживать контакт с Римом любой ценой. Римские книги переписывались для нужд английских миссионеров, действовавших за рубежом. Одна большая английская книга, Codex Amiatinus, старейшая из ныне существующих полных рукописей Вульгаты, была в 716 г. привезена из Яарроу в Рим аббатом Кеолфридом. Итак, Англия перемещала и экспортировала знание, этот редчайший товар, в те времена, когда оно было наиболее необходимым. Где бы ни поселялись английские миссионеры, вслед за ними шли английские рукописи. Некоторые достигали крупных библиотек франкских монастырей, вроде Корби, Тура и Сен-Дени, в то время как другие шли ещё дальше в миссионерские центры на севере и востоке, в такие места, как Утрехт, Эхтернах, Майнц, Лорш, Аморбах, Вюрцбург, Зальцбург, Рейхенау, и, помимо всего прочего, Фульду, любимую обитель св. Бонифация, а затем целого ряда замечательных ученых.

Какие это были книги? Прежде всего Библия и богослужебные тексты — учебные материалы, но также и светские произведения, поскольку без некоторой подготовки в свободных искусствах было невозможно двигаться дальше. В Divine Institutions ("Руководство к божественной и мирской словесности") Кассиодор убеждал монахов, что занятие письмом есть наилучший подход к Писаниям, настаивал на том, что переписывание рукописей требует скрупулезности, советовал остерегаться исправлений, даже если они кажутся благовидными, сообщал, как следует переплетать и хранить книги, и даже давал рекомендации по поводу улучшения правописания. Кассиодора в период раннего средневековья читали много, и миссионеры, как бы сильно они ни боялись фатального безумия языческой литературы, прислушались к его совету и серьезно восприняли его толкование диалектики, искусства спора или правильного выражения мыслей. Обратившись после этого к учителям самого Кассиодора: Цицерону, Присциану, Донату и другим, монахи обнаружили, что их произведения сохранились в рукописях, созданных по большей части раньше седьмого века. Возможно, большая часть найденного была им непонятна, но их наполнял священный трепет перед лицом древности; кроме того, они были исправными копировальщиками, которые к тому же использовали прекрасный шрифт собственного изобретения, являющийся основой и для современного книгопечатания.

Алкуин, какое-то время находившийся в дружеских отношениях с Карлом Великим, возможно, совершил крупнейший вклад Англии в ренессанс на континенте. Но относительно Алкуина нечему удивляться. Он был непосредственным выразителем знаний, почерпнутых у бл. Августина, св. Бенедикта, Кассиодора и Григория Великого, и принадлежал душой и телом итальянской традиции, переданной через Беду и Йоркскую школу. Все, чего он желал, было передать полученное дальше. Именно этим он и занимался. Зычный отголосок его решительного настроя можно уловить в хорошо известном циркуляре Карла Великого для монастырей по поводу необходимости занятия литературой как должного приуготовления к чтению Писаний — документ, о котором англичанин не имеет права не знать, поскольку Вюрцбургская копия (единственная, принадлежащая почти к тому времени) хранится в Bodleian Library (Бодлейанской Библиотеке) в Оксфорде. Но коль скоро Алкуин разделял взгляды своего господина на образование, то он, как и другие, должен был заплатить за это почти постоянным пребыванием при дворе, где он вел жизнь, далекую от аскетизма, безусловно принимая участие в охотах и попойках. В этих неблагоприятных условиях он все же составил учебники по семи свободным искусствам и снискал заслуженную славу литургиста, экзегета и агиографа. Он стал автором собрания писем, которое является первейшим источником для этого периода; он же играл ведущую роль, в основном в конце жизни, будучи аббатом монастыря Сен-Мартин в Туре, в исправлении текста Библии.

Это последнее лежит в самом сердце каролингского ренессанса. В восьмом веке существовало бесконечное количество различных редакций Библии. Некоторые основывались на латинской Вульгате блаженного Иеронима, другие восходили к предшествовавшим ей латинским версиям так называемого типа итала (Itala). Серьезные расхождения встречались даже в Библиях, привезенных английскими миссионерами, особенно в Евангелиях и Псалмах,— чрезвычайно важных в силу их роли в богослужении. В общем послании Карл Великий пишет: "И потому, с Божией помощью во всех делах, мы уже приказали со всем возможным тщанием исправить книги Ветхого и Нового Завета, испорченные по невежеству переписчиков". Мы знаем, что Алкуин играл ведущую роль в этой огромной работе по сличению рукописей, поскольку он сообщает об этом в своем письме сестре Карла Великого, Гисле, аббатисе монастыря Шеллес, и самому Карлу Великому, которому он послал в Рим исправленный текст в качестве подарка, приуроченного к Рождеству 800 года.

В общем, если сосредоточить внимание на библейских изысканиях как основной теме каролингского возрождения, то и другие его грани встают на свои места, и становится понятным, что мы подразумеваем, называя его скромным и деловитым, как и то, насколько неисчислимы были его корни. Это не были новые Афины, лучше прежних; интеллектуальная реформа и критическое изучение текста стали необходимой подготовкой к реорганизации духовенства и исполнению Opus Dei (Дела Божьего). Куда бы ни упал наш взгляд, повсюду мы видим аббатства и соборы, библиотеки и скриптории, ученых, которые, даже будучи столь разными, как Теодульф и Дунгал Ирландец, заботятся о делах короля самым заметным образом. Что действительно впечатляет, так это весомость их общих достижений, о которых говорят рукописи и предметы, которые мы и теперь можем взять в руки. Всё это выглядит исключительно целенаправленным и прекрасно сочетается с тем, что сами реформаторы рассказывают нам о всеохватывающем влиянии Карла Великого.

Его Империя была его собственным достижением, которое он завоевал и удерживал ценой больших трудов и силой своего меча. Автор "Песни о Роланде" проявил себя лучшим историком, чем думал сам, когда вложил в уста императора слова "Deus" dist li Reis, "si penuse est ma vie" ("Господи, как тяжела моя жизнь!" — сказал король). В лучший период своей жизни Карлу Великому — грубому, набожному, предприимчивому, полному несравненной энергии — еле удавалось удерживать свои завоевания. Но эта задача стала невыполнимой для него ещё до того, как он утратил силы, поскольку Западная Европа стала добычей врагов с юга, востока, да и тому же ещё и с севера, которым не смог бы противостоять ни один человек.

Карл Великий стал легендой легендой еще при жизни, а к середине 9 в. этот миф развился и процветал. Например, монастырь в Санкт-Галлене написал рассказ о Карле Великом для Карла Толстого – племянника Карла Лысого – на основе ходивших тогда о нём историй. Карл вошел в Девятку достойнейших людей мира вместе с Гектором, Александром Македонским, Цезарем, Иисусом, Давидом, Иудой Маккавеем, Готфридом Бульонским и королем Артуром. Влияние этого мифа на средневековые умы было огромным.

Среди советников Карла особое место занимал некий Хинкмар. Он был монахом в Сен-Дени, где увидел, насколько тесно каролинги связывают свои интересы с интересами этого великого монастыря. Сам Карл был его светским аббатом — то есть его покровителем в миру перед лицом всякого, кто посягнул бы на его обширные владения или привилегии. В настоящее время Хинкмар общепризнан в качестве автора отчасти измышленной истории аббатства при Дагоберте и Хлодвиге II. Используя подручные материалы в библиотеке аббатства (уже тогда историографическом центре Франции), он взялся показать, насколько близкими были отношения короны и аббатства, и это ему удалось.

С этого времени он много потрудился на королевской службе, а наградой ему стало епископское кресло в Реймсе. Реймс не утратил своего значения со времен Хлодвига и св. Ремигия. Хинкмар усилил его значение за счет своего участия в церемонии возведения на трон, в результате чего в обрядах коронации и помазания возникла связь между Реймсом и короной, а также большая часть самого этого чина. В 869 г. Хинкмар составил для Карла специальный коронационный ordo (порядок) по случаю его коронации в Меце в качестве короля Срединного королевства. (Хинкмар не упустил случая напомнить Карлу, что он принадлежит к роду Хлодвига, помазанного и посвящённого в короли, и что его истинная власть происходила как раз от этого посвящения, осуществлённого руками епископов. Он был Christus Domini.

Так, постепенно, на основании, заложенном Хинкмаром и его современниками, был построен сложный ритуал. Коронация требовала церемониальных одеяний, оружия и книг, особенно Библии и служебников. Некоторые из них, великолепно украшенные, сохранились со времен раннего Средневековья, чтобы доказать, что их описания, вышедшие из-под пера современных писателей, не слишком далеки от истины. Карл был могущественным королем, новым Константином, новым Соломоном, новым Феодосием, окружённым всевозможной пышностью и притягивающим к себе византийское искусство, первые из которых, вероятно, имели своим источником Византию.

Каролингам нравилось подражать грекам, которые, в конечном счете, были их близкими соседями по Италии. Многие иллюстрации в каролингских рукописях девятого века выказывают непосредственную зависимость от византийских образцов. Церковь в Меце, где состоялось посвящение Карла, гордилась, подобно Риму, своей греческой школой и фактически перевела на греческий версию Laudes Regiae, торжественную литанию, в которой западная Церковь возглашает Христа Завоевателем, а с Ним — и Его земных представителей, императоров, королей и священнослужителей, устанавливая связь между ними и их двойниками в небесной иерархии. И снова устремления людей естественно облекались в форму, заданную трактатом "О Граде Божьем" блаженного Августина.

Но у Хинкмара были и другие основания претендовать на благодарность своего господина. За рамками нашего повествования полностью остаются выдающиеся заслуги Хинкмара как знатока канонического права (т. е. законов Церкви) и богослова. Он сыграл ведущую роль в богословской полемике своего поколения. Он взял на себя руководство западно-франкским духовенством и обеспечил его преданность Карлу в период всеобщей ненадежности. Многие высокопоставленные люди не были уверены в том, что один Каролинг не может оказаться лучше другого, а фактически не стоит ли им предпочесть Карлу его брата Людовика Немецкого с его ненасытными аппетитами в отношении Срединного королевства и даже западной Франции. Хинкмар удержал клир в повиновении. Он не потерпел бы вмешательства Людовика и лишь в очень малой степени — папы Николая I, первого со времен Григория Великого, кто безбоязненно утверждал право Рима на толкование политической нравственности. Более того, в старости он написал для юного внука Карла важный трактат, свой Ordine Palatii (Об устройстве дворца). Это был краткий, и, возможно, неточный, обзор того, как, по его мнению, справлялся с делом управления Карл Великий. К нему постоянно обращались глаза всех, и особенно Хинкмара, которому казалось, что все бедствия современности можно относить за счет выхода Каролингов из-под контроля Церкви. В действительности Хинкмар не знал, как Карл Великий распоряжался своими делами, но любил изображать, что это происходило в строгом соответствии с божественной волей и что иерархия дворцовых чиновников существовала единственно для того, чтобы, освободившись от мирских забот, он мог предаваться созерцанию божественного. Вот так, облачившись в мантию нового Иезекииля, Хинкмар произнес свое последнее слово.

Из-под пера Хинкмара вышла значительная часть анналов, написанных в Реймсе и впоследствии известных как "Анналы Сен-Бертена". Важнее всего то, что эта часть стала основанием для претензий Церкви Реймса на звание одной из величайших историографических школ Запада, в число будущих писателей которой суждено было войти таким выдающимся, каждому в своем роде, людям, как Флодоард, Рихер и Герберт. Хинкмару принадлежит третий раздел реймсских анналов, охватывающий годы с 861 по 882. Более ранние части немногословны и беспристрастны, но Хинкмар, будучи государственным деятелем, наделённым бурными чувствами и широкими интересами, вносит в эту работу живость. К тому же он был осведомлен гораздо лучше, чем его предшественники, и использовал все возможности, предоставляемые широкой разветвленностыо владений его Церкви по всей Франции. Тем не менее если эти анналы выигрывают в полноте и яркости, то проигрывают в беспристрастности. Хинкмар писал как человек, страстно желающий защитить свою реймсскую Церковь и, с более критических позиций, своего господина, западно-франкского короля.

Фульда сделала для востока то же, что Реймс — для запада. Излюбленная обитель св. Бонифация никогда не теряла связи с Каролингами, а когда ветвь этой династии поселилась к востоку от Рейна, именно хронисты Фульды рассказали её историю в форме анналов. И снова, как и в случае Реймса, эти записи принадлежат не новому народу, внезапно обретшему самосознание, а мощному религиозному сообществу, интересы и источники информации которого были приблизительно соразмерны протяженности его владений. Естественно, клирики Фульды были лучше осведомлены и больше интересовались Людовиком Немецким, чем Карлом Лысым, хотя, с другой стороны, они смогли обеспечить последнему наставника, Валафрида Страбона. Сравнивая эти два собрания анналов, историки иногда могут получить объемную картину, представляющую истинную ценность. Однако монахов Фульды побуждала к ведению этих записей не просто любовь к древностям. Судьба связала их с династией, под сенью которой они выросли и увеличили свои земли и богатства. Чуть ли не до конца девятого века Фульда была единственным германским монастырем, пользовавшимся полной свободой от епархиального контроля (в данном случае, Майнца), и этот режим благоприятствования зависел от неизменности благоволения Каролингов. Поэтому естественно, что монахи делали для поддержания династии все, что могли. Их наградой был целый ряд высоко ценимых дарственных, иммунных пожалований и их подтверждений; когда же они терпели неудачу, приходилось, как и повсюду (особенно в Сен-Дени), прибегать к подделке: Фульда сфабриковала пожалование ей Карлом Великим одной привилегии и предъявила этот документ его преемникам для подтверждения. В определении поддельных грамот современный знаток дипломатики или палеографии обладает гораздо большими навыками, чем клерк из средневековой канцелярии.

Литературные интересы монахов Фульды этим, разумеется, не ограничивались. Библиотеки крупных германских церквей и монастырей, вроде Лорша, Кельна, Вюрцбурга, Райхенау и Санкт-Галлена, сохранили для нас многое из того, чем мы теперь располагаем из классической литературы, а Фульда была величайшей из них. Ей мы обязаны драгоценными текстами Тацита, Светония, Аммиана, Витрувия и Сервия, благодаря которому средневековые люди узнали своего Вергилия. Возможно, в девятом веке её самым ярким светилом был аббат Рабан Мавр — "Ворон", которому Алкуин дал имя Мавра, ученика св. Бенедикта,— закончивший свои дни архиепископом Майнца. Рабан был любимым учеником Алкуина, а также наставником выдающихся ученых. Так традиция Беды и Йоркской школы передавалась дальше от одних к другим. Это была традиция, презиравшая оригинальность и стремившаяся лишь к сохранению и распространению всего лучшего. Так что Рабан довольствовался употреблением своих могучих дарований лишь на толкование и сопоставление. Его преследовал образ разложения цивилизации. Безопасности не было нигде. Он собирал то, что мог, и плодом стала "De Universo", энциклопедия полученных им знаний, основанная на трудах Исидора Севильского. Но он был богословом столько же, сколько и энциклопедистом, и столько же ученым, сколько богословом. О его интересе к языку можно судить по его любви к рунам, шифрам, копировании шестнадцатибуквенного алфавита времен эры викингов (сохранившегося в сент-галленской рукописи девятого века), и его маленькому трактату De Inventione Linguarum (или Litterarum), о котором можно сказать, что он стоит, и не на последнем месте, в ряду ещё не вполне оценённых средневековых трудов о языке и литературе, венцом которых является De Vulgari Eloquentia (О народном красноречии) Данте. Иногда, говорит Рабан, родной язык человека требует некоторых объяснений. Кроме того , Господь питает воронов так же, как и голубей.

Рабан передал свою приверженность традиции Беды своим ученикам, по крайней мере четверо из них пользовались уважением при жизни как в Фульде, так и вдали от неё. Самым выдающимся из них был Луп Серватий, аббат монастыря Феррьер, и, вероятно, он ещё до Иоанна Солсберийского являет собой самое большее приближение к современному представлению об учёном, возможное в Средние века. Он был гуманистом, собирателем и сопоставителем классических текстов ( Он пишет, например, Ансбальду: "Я сличу твой текст Писем Цицерона с моим, чтобы из этих двух текстов, если возможно, обнаружилась истина"), но как и многие другие средневековые учёные он был знаменит не только этим. Например, он пересмотрел толкование Рабана на книгу Чисел, собрал и снабдил иллюстрациями свод варварских законов для герцога Фриули, составил жития святых, написал лучшие письма своего времени, железной рукой управлял своим монастырем, непрестанно борясь за его привилегии против узурпаторов, и принимал большое участие в общественной жизни при западно-франкском дворе, в его собраниях и синодах, и даже на поле битвы, поскольку в 844 г. он лично привел в армию отряд монастыря Феррьер и был посажен в тюрьму, будучи, как он сообщает, плохим солдатом. Но как аббат, так и епископ мог бы поплатиться жизнью, если бы не привел свой отряд по требованию короля. Такой образ жизни не позволял современникам думать о клире и мирянах как об отдельных сословиях. Их кругозор был очень ограничен.

В конце 10 в. пресеклась последняя ветвь дома каролингов, пережив угасание блестящей культуры, получившей название каролингского возрождения. Искусство конца 8 – 9 вв. было первым в период Средневековья сознательным обращением к античной традиции, соприкосновение с которой оживило средневековое искусство и расширило его иконографическую программу. Однако, впитав элементы древности, оно не свернуло со своего пути.